Вестник и Манифест

Джорджу Куэйлу Кэннону почти всегда было что сказать. Дружелюбный и общительный от природы, он был всю жизнь погружен в слова. В Наву, в подростковом возрасте, он был подмастерьем в типографии, где издавалась церковная газета⁴. Затем он основал одно из самых влиятельных издательств во всей Юте и провел значительную часть взрослой жизни за написанием передовых статей в церковных газетах и других периодических изданиях, которые он издавал⁵.

Признавая таланты Кэннона и его богатый профессиональный опыт, Президент Бригам Янг в 1860 году призвал его в Апостолы, а позднее – в Первое Президентство в качестве советника. Президенту Кэннону было суждено почти три десятилетия служить советником четырех Президентов Церкви.

Всю жизнь Джорджа К. Кэннона знали как человека с могучим интеллектом. Его соратники по Кворуму Апостолов признавали, что среди церковных руководителей ему нет равных. Обычно он был тем Апостолом, которого просили выступить на деликатную тему или написать письмо глубоко личного характера. СМИ, не принадлежащие Церкви, называли его «Мормонским Ришелье», считая его гением всего мормонского движения⁶.

Однако такая репутация гения обременяла Джорджа К. Кэннона. Ему не нравилось, когда ему приписывали чужие идеи и инициативы. Ему очень не хотелось, чтобы в нем видели «серого кардинала». Он прекрасно знал, что его дело – служить советником. Он не был Президентом Церкви, не был человеком, обладающим ключами священства для руководства Церковью. Он смиренно подчинялся власти, даже если окружающие этого не замечали.

Борьба с мормонской практикой многоженства на федеральном уровне стала одним из серьезнейших испытаний в жизни Джорджа К. Кэннона. Восемь лет он был единственным делегатом от Территории Юта в Палате представителей США, а потом был исключен из Конгресса, когда его уличили в нарушении федерального закона, запрещающего многоженство.

Кэннон начал практиковать многоженство, когда ему было немного за тридцать, убежденный в том, что этого от него желает Бог. В общей сложности его семья насчитывала пять жен и 43 ребенка⁷. Он с обожанием относится к членам своей семьи. Его огорчало, что в период между 1885 и 1888 годами ему часто приходилось уезжать от них, переселяться с места на место, часто скрываясь и избегая федеральных должностных лиц (маршалов), которые стремились арестовать его за нарушение государственного закона о семейных отношениях. Он прилагал все силы, отправляя своим близким длинные личные письма и проводя семейный совет всякий раз, когда это было возможно⁸. В итоге он сдался властям и отбыл пять месяцев наказания в исправительном учреждении Юты в период между сентябрем 1888 и февралем 1889 годов⁹.

Правительственные чиновники уже давно призывали церковных руководителей выступить с заявлением о прекращении практики многоженства. Президент Кэннон сопротивлялся этому указанию. Позднее соратники вспоминали, что лучшее выступление в своей карьере он произнес в Конгрессе США, где предстал перед коллегами и защищал многоженство на основании религиозной свободы совести¹⁰. Его намерением было защищать этот порядок несмотря на любое противостояние. «Я, к примеру, совершенно не представляю себе, как можно выступить с заявлением о прекращении практики многоженства», – вспоминал он, когда на Церковь обрушились гонения. «Такое же чувство было у Президента Вудраффа. Мы должны уповать на Господа, как всегда поступали прежде, и Он нам поможет»¹¹.

Смиренный, простой, скромный человек, в своей образованности сильно отстающий от президента Кэннона, Президент Вудрафф гораздо раньше пришел к выводу о необходимости изменений¹². Осенью 1889 года к Президенту Вудраффу пришел президент кола и спросил, обязан ли он подписывать рекомендацию для мужчины о вступлении в полигамный брак, учитывая, что законодательство запрещает эту практику. Президент Кэннон, который тоже находился в комнате, был удивлен ответом Президента Вудраффа. «В настоящее время проведение подобных бракосочетаний на Территории [Юта] недопустимо», – сказал Президент Вудрафф¹³.

Он прибегнул к такой аналогии: когда гонители помешали Святым строить храм в округе Джексон, Господь принял приношение Святых и отменил первичную заповедь¹⁴. Он сказал, что теперь так же дело обстоит и с многоженством. После этого объяснения Президент Вудрафф повернулся к своему советнику за дополнительным комментарием. Всегда осторожный и благоразумный, президент Кэннон не стал распространяться на эту новую тему. До того момента Церковь сознательно противостояла федеральным законам, запрещающим многоженство. Президент Кэннон написал в личном дневнике, что в тот раз впервые услышал, как Президент Церкви настолько прямо высказывается по вопросу прекращения практики многоженства. «Я ничего не ответил, – пишет Кэннон, – я был не готов в полной мере согласиться с его высказываниями»¹⁵.

Утром 23 сентября 1890 года президент Кэннон как обычно подошел к офису Первого Президентства в доме Гардо – большому зданию в викторианском стиле, выстроенном к югу от Бихайв-хаус в Солт-Лейк-Сити. «Я нашел Президента Вудраффа встревоженным из-за шагов, которые предпринимали наши враги, стремясь опорочить нас перед всей страной и сделать лживые заявления о наших учениях и делах»¹⁶. Комиссия Юты, небольшая группа лиц, назначенных государством с целью курировать выполнение в Юте законов, запрещающих многоженство, составила отчет, в котором утверждалось, что церковные руководители продолжают учить многоженству и одобряют полигамные браки. Кэннон считал, что Церковь должна выступить с опровержением. А в голову Президента Вудраффа пришли более категоричные мысли¹⁷.

Президент Вудрафф нашел секретаря Первого Президентства, Джорджа Гиббса. Они вдвоем вошли в комнату, примыкающую к офису Первого Президентства, где Президент Церкви продиктовал свои мысли, а Гиббс их записал. Когда Президент Вудрафф выходил из комнаты, его «лицо сияло от радости, и он казался очень довольным и удовлетворенным»¹⁸. Он попросил прочитать написанный текст президенту Кэннону, что и было сделано. «Хотя он был не совсем в том виде, в каком его следовало обнародовать», Кэннон «ощутил, что он содержит важные идеи и очень хорош. Я сказал, что, по моим ощущениям, все пройдет просто замечательно»¹⁹.

По просьбе Президента Вудраффа члены Кворума Двенадцати Апостолов, которые в то момент не находились в отъезде, были незамедлительно созваны в Солт-Лейк-Сити, чтобы услышать текст документа. В тот же день трое Апостолов, вместе с Джорджем К. Кэнноном и Джозефом Ф. Смитом – членами Первого Президентства – собрались, чтобы внести свои коррективы. Затем было выполнено три редакции, и документ передали в типографию для немедленной публикации²⁰.

Описывая события дня в личном дневнике, Кэннон привел первоначальный текст Президента Вудраффа и правки, которые предложил он сам²¹. Он признался, что сделал это с целью оставить точные записи для грядущих поколений: «Мне часто приписывали высказывания и поступки, которые не имели ко мне никакого отношения». Для него было важно, чтобы в документах четко говорилось: инициатором Манифеста был Президент Церкви, а не его советник. «Весь этот вопрос был связан непосредственно с Президентом Вудраффом, – объяснил Кэннон. – Он заявил, что Господь прямо дал ему понять, что такова его обязанность, и в его разуме не было сомнений, что это правильно»²².

Стоя за кафедрой Табернакля, готовясь обратиться к собравшимся на конференции в тот октябрьский день 1890 года, Джордж К. Кэннон был твердо уверен в одном. «Я чувствовал, что все мои слова должны быть продиктованы Духом Господа»²³.

Глядя на аудиторию, Президент Кэннон обнаружил, что в его пустом разуме внезапно возникают слова Священных Писаний. Это был отрывок из Учения и Заветы 124, который Президент Вудрафф цитировал на собрании с президентом кола годом ранее. Начиная выступление, Кэннон прочитал стих 49: «Когда Я даю повеление кому-либо из сынов человеческих совершить работу имени Моему, и эти сыны человеческие идут со всей мощью своей и со всем, что у них есть, дабы исполнить эту работу и не прекращают усердия своего, но враги их наступают на них и препятствуют им в этой работе, вот, тогда Мне не угодно больше требовать этой работы от рук тех сынов человеческих, но угодно принять их приношения»²⁴.

Казалось, Джордж К. Кэннон внезапно осознал: знание о том, что Манифест опирается на прецедент из Священных Писаний, может принести уверенность и покой. Президент Церкви ощутил побуждение применить слово Господа, полученное в определенном контексте, в другой ситуации, как поступали Пророки от начала. «Опираясь именно на такое основание» – Учение и Заветы 124:49, – сказал Кэннон, – «Президент Вудрафф ощутил себя оправданным, выступая с этим манифестом»²⁵.

Язык Кэннона начал развязываться, и в течение последующего получаса собравшиеся слушали его как зачарованные. «Я получил огромную свободу и говорил с легкостью, и весь страх исчез», – позднее написал он в дневнике²⁶.

Завершая выступление в Табернакле, он признался, что всегда был ярым поборником полигамии. «Я подтверждал свою убежденность в этом прилюдно и когда никого не было рядом. Я защищал ее повсюду и в любых обстоятельствах». Конечно, эта убежденность была основана на вере в то, что Бог хотел, чтобы он практиковал многоженство. «Я считал, что этот наказ был для меня строгим и обязательным», – признался он, говоря исключительно от первого лица²⁷.

Кэннон также отметил, что принятие Манифеста не было его личной инициативой. «О себе могу сказать, что ко мне лично обращались очень часто с предложением объявить или опубликовать нечто в этом роде», чтобы положить конец этой практике. «Но ни разу Дух не указывал мне со всей очевидностью, что это должно быть сделано. Мы ждали, что сделает Господь в этом направлении»²⁸.

Но с Манифестом все было иначе. Кэннон твердо знал, что шаг в этом направлении сделал именно Господь. Президент Вудрафф «решил составить документ и знал, каким он должен быть. Он молился об этом и непрестанно просил Бога показать ему, что делать». Кэннон полностью поддержал документ. «Я знаю, что это было правильно, хотя это во многом противоречило моим помыслам»²⁹.

Он сказал собравшимся, что среди Святых последних дней видел два типа реакции на Манифест. Один тип исходил от тех, кому «до глубины души было жаль, что нам нужно предпринимать шаг, на какой мы пошли». Другой тип реакции проявляли те, кто самодовольно замечали: «Ну вот, а что я говорил? Разве я не говорил, что так все и будет?» Эти люди упрекали церковных руководителей в том, что перемены заняли так много времени. Они утверждали, что если бы руководители действовали побыстрее, прихожанам удалось бы избежать долгих лет страданий и душевной боли³⁰.

Кэннон признался, что его мнение отличается от мнения последней группы. «Я верю, что нам было необходимо свидетельствовать Богу, Отцу Вечному, Небесам и Земле, что этот принцип очень дорог нам, можно сказать, в некотором смысле дороже, чем сама жизнь. Этого бы не произошло, если бы мы в назначенное время пошли на послабление, о котором нам говорят». Невозможно было усомниться в готовности Святых отстаивать принципы, дорогие их сердцу. За «неисчислимые» страдания мужчин, женщин и детей им причитается награда на Небесах³¹.

Когда президент Кэннон вернулся на свое место, Президент Вудрафф снова поразил своего советника, поднявшись с места, чтобы выступить самому. «Брат Джордж К. Кэннон изложил вам нашу позицию, – сказал Президент Вудрафф, подтверждая слова своего советника и делая их своими. – Я говорю Израилю, что Господь никогда не позволит мне или кому-либо другому, занимающему пост Президента этой Церкви, увести вас на неправильный путь. Этого нет в плане»³²

Президенту Кэннону пришло в голову, что изобилие Святого Духа на этой конференции служило подтверждением того, что Бог одобряет Манифест. «Мы ощутили обильное излияние Духа Господа, и, я думаю, каждый верный Святой должен иметь свидетельство от Господа, что Он участвует в этом деле и что всё делается с Его одобрения»³³.

«Не могу выразить свои мысли о произошедшем, – вспоминал Кэннон, описывая тот день в дневнике. – Однако знаю, что это правильно. Мне совершенно ясно, что шаг, предпринятый Президентом Вудраффом, – это верный шаг». Президент Вудрафф был вестником откровения, и роль Кэннона, его советника, заключалась в том, чтобы поддерживать и защищать откровения Бога, как он делал это на протяжении всей жизни. «У меня есть свидетельство от Господа, – говорил Кэннон, – что наши жертвы, связанные с этим и нашей решимостью до сего самого момента сопротивляться всякому помышлению прекратить эту практику, приняты Господом, и Он словно говорит нам: ‘Довольно’, и мы предаем все в Его руки»³⁴.